Владимир, 58 - 10 августа 2006 14:53

"Боже, Везувий проснулся!"
-- Не считаете ли вы, что телевидение уделило слишком много внимания этим атакам, если сравнить масштаб произошедшего с Дрезденской трагедией, когда погибло 135 тысяч?
-- Знаете, что мне не нравится? То, что так они отвлекают наше внимание от всего остального. Центральная тема, куча подробностей -- и все. А в Конгрессе тем временем дурака валяют, ведь телевидение только и делает, что атомными взрывами пугает да Афганистан показывает.
-- Во многих ваших произведениях вы утверждаете, что эволюция -- что-то вроде неудачной сделки. Людей наделили слишком большим для них мозгом. В свете событий на Манхэттене и в Афганистане можно ли утверждать, что это последствия использования людьми чересчур больших мозгов?
-- Да. Эволюция -- дело чрезвычайно неудачное, какими бы ни были ее механизмы. И я тут не упираю на естественный отбор. Что бы там ни действовало, это бессознательно и бесцельно.
Но, знаете, научная фантастика уже затвердила в наших умах представление о том, что мы не остановим войны и не вылечим рак до тех пор, пока не прилетят парни на летающих тарелках и не расскажут, как это сделать. Или до тех пор, пока мы не задействуем еще одну долю головного мозга и не станем умнее. Но ведь мы умнеем. Люди умнеют, как слоны, которые в минуту опасности говорят: "Эге, мы в опасности, но все будет путем, только надо весу поднабрать, фунтов 200-300",— - или как жирафы: "Жизнь -- дерьмо, но все наладится, если только у нас шеи еще чуток вырастут".
-- А что бы сказал Килгор Траут, ваше альтер эго, по поводу терактов?
-- Гм, мне надо подумать минутку. Я ж не его представитель. Это отдельная личность... Он очень многому не придавал значения. Возможно, он вообще воздержался бы от комментария. Воспринял бы это как очередную автокатастрофу или что-то вроде того.
-- То есть эти события не были бы для него столь важны?
-- Именно. Но вот глобальные изменения его бы заинтересовали. Глобальные, медленные и необратимые изменения.
-- Какую смерть вы предпочли бы для себя?
-- Не знаю. Когда я был солдатом, желал только одного: чтобы не было больно. Наверное, безболезненную смерть я бы и выбрал. Я ненавижу боль и люблю спать. Моя любимая сестра умерла от рака, и ее последними словами были возгласы удивления: "Не больно! Не больно!" Это было так хорошо...
-- В одном интервью, где вас спрашивали о том же, вы сказали, что хотели бы погибнуть в авиакатастрофе на горе Килиманджаро. У вас тогда настроение было лучше?
-- Нет, это у Рея Брэдбери есть рассказ, где он выдумал такую смерть как наиболее подходящий вариант для Хемингуэя. Хотя, может, я так и сказал. Просто дурака валял. У меня сейчас такое же чувство, какое было в конце войны: "Я сделал все, что от меня требовалось, пожалуйста, отпустите меня домой!" Вот и теперь то же хочется сказать. Но тут я думаю: стоп, а где же этот чертов дом? Чего бы мне по-настоящему хотелось -- так это вернуться в Индианаполис, в то время, когда еще были живы сестра, брат, мама и папа. Это невозможно. Но если бы это было осуществимо, я бы хотел, чтобы моя семья была жива. И я бы умер среди них.
-- Вы придумывали для себя эпитафию?
-- Да. Звучит следующим образом: "Все было прекрасно и ни капельки не больно".
-- Чего вы больше всего боитесь?
-- Что с моими детьми и внуками что-нибудь случится.
-- Какая книга повлияла на вас сильнее всего?
-- Думаю, "Кандид" Вольтера.
-- А какую из чужих книг вы хотели бы написать?
-- Мне хотелось бы быть автором "Ромео и Джульетты".
-- Вы о чем-нибудь жалеете?
-- О куче всего.
-- В нескольких ваших романах герои проваливаются во времени. Во "Времетрясении" это приводит к тому, что все заново переживают последнее десятилетие XX века, повторяя все, что было в первый раз. Вы верите в то, что наше будущее предопределено?
-- Будущее, возможно, так же влияет на нас нынешних, как и прошлое. Жизнь -- штука замысловатая. И мне действительно кажется, что будущее куда сильнее воздействует на настоящее, чем мы себе представляем. И ничего с этим поделать нельзя.
-- То есть, по сути, мы идем тропой, для нас уготованной, и ничего особо изменить не можем?
-- Боюсь, что так. А что, у вас проблемы?

• 
• 
•