Кирилл, 46 - 23 января 2012 09:40

Добрались в аэропорт без приключений, если не считать насмерть сбитого мужика и десятка собранных канав. Джек выскочил из адской машины и с дрожью в чреслах пошел на повторный прием к негру-проверяле — антисемиту и негрофобу.

На его счастье вместо негра оказался замшелый дед. А на несчастье — дед был слеп и потому узнавал правду будучи пожизненным практикующим проктологом, которому было похуй на разрез глаз, рост или цвет кожи. Поэтому в зал ожидания Джек попал жутко матерясь и топая враскоряку.

Кое-как усевшись на уголок креслица, он достал из мусорки чей-то журнал и принялся читать, чтобы отвлечься от головной боли. Но голова не прошла, однако заболела спина и глаза. Дрожа от накатывающей тошноты, он вытащил из кармана подтаявшую конфетку, съел её и тут же кинулся в туалет за водой — от сладкого начало ломить коренные зубы.

Воды конечно же не было. Кран пердел, чихал, стрелял — так громко, что Джек в ужасе пятился назад. Наконец из крана высыпалась струя сухой ржавчины, но воды он так и не дал. Карлику хотелось умереть. С трудом выпросив на коленях у охранника стакан воды и анальгин, он попил, прополоскал рот и с болью в жопе отправился умирать на креслице.

- Вылет на рейс ХУЙВАМ220 задерживается по неизвестным причинам на неопределенный срок! — объявил диктор аэропорта. Джек молча проклинал всю Словакию, словаков, евреев и самого себя.

Он ходил, сидел, лежал и снова ходил, однако рейса всё не было. А когда уселся поудобнее и удалось немного задремать — в зал вбежала стюардесса и закричала что посадка на его рейс заканчивается через две минуты, отчего ему пришлось подскочить и дрожащими руками собирать рассыпавшиеся по полу вещи. Он со всех ног кинулся на автобус к рейсу, но ржавый пазик уже уходил, поэтому пришлось бежать по взлетной полосе самому. За это время его несколько раз пытался снять снайпер с вышки, так как черного карлика приняли за маджохеда, и куски асфальта взрывались маленькими грибками прямо у него под ногами. Джек чудом успел добежать до толпы, ожидающей посадки на самолет.

Прошло сорок минут, а он с толпой все ещё стоял посреди аэродрома, обдуваемый всеми ветрами.
Задубели и посинели пальцы, тряслись ноги и лишь голова горела от назревающей простуды, пульсируя изнутри так, что у него вылазили наружу глаза.

Когда же наконец он попал в салон, оказалось что его место занято жирной теткой с лицом, измазанным в зеленке, которая посчитала себя недостойной вести с ним конструктивный диалог и потому стала тупо на него визжать. Джеку не удалось убедить её покинуть место, а стюардессы не выходили в салон в течении всего двадцатичасового полета, благодаря чему он все время так и простоял перед тёткой на ногах, давя её немым и молчаливым укором. Однако ей было похуй, так как она спала. Спала сидя на его — Джека — кресле.


***

Самолет Братиславских авиалиний рухнул на взлётно-посадочную полосу словно мешок с дерьмом, просев на шасси вниз на пару метров и шоркнув об асфальт брюхом. Пассажиров швырануло в разные стороны и Джек с силой приложился носом о пластиковый столик, закрепленный на спинке стоящего перед ним сидения. В голове помутнело и он с трудом сдерживал тошноту, пока старый самолет, отчаянно скрипя всеми своими членами, катился по полосе прямиком на утилизацию.

Наконец что-то хрустнуло, щелкнуло и снаружи раздался грохот рассыпающихся бревен — воздушное судно остановилось уткнувшись мордой в поленницу. У пассажиров потекли слезы счастья и радости — они кинулись обнимать друг друга и целоваться взасос, несмотря на пол и на то что некоторые из них были больны проказой.

Джек тоже рыдал и проталкивался среди пассажиров к выходу, таща за собой свой измятый кожаный портфель.

- До свидания! — с ехидной рожей сказали ему стюардессы и пилот на выходе из самолёта.
- Прощайте — буркнул Джек, но по его старому лицу уже расползалась личина счастья — в открытых дверях виднелся родной, толерантный и такой спокойный Детроит.

Руки его дрожали от волнения, а в горле стоял ком. Милая родина казалось чуть ли не уютней материнской утробы, после месяца напряженного выживания в центре одной из этих варварских славянских республик.
И пусть в толерантном Детроите никто с ним даже не заговорит до окончания жизни, боясь ляпнуть что-нибудь нетолерантное, зато больше никогда-никогда не провалишься в колодец, не получишь кнутом по спине и не ляжешь спать с трупом.

- Родина! — хрипло прокричал Джек, вытирая слёзы. Глотнув свежего воздуха и широко улыбнувшись, он шагнул из самолёта вперёд и уебался мимо трапа вниз на асфальт взлётно-посадочной полосы.

• 
• 
•